А. А.: Во-первых, “традиции” этой без году неделя: идею свою Бродский озвучил во второй половине 70-х. Во-вторых, я не уверен, что у Бродского, хотя он гениальный поэт, монополия на понимание поэзии. А в-третьих, с того момента, как я услышал эту сентенцию, я не устаю при каждом удобном случае повторять: либо Иосиф Александрович заблуждался, либо имел в виду нечто иное, а его неправильно поняли.

Понимание автором стриптиза как «танца», где «пляшет женщина», да еще «под джаз», делает смысловое и метрическое несоответствие еще более очевидным, превращая написанное в смесь американского с нижегородским.

латунная ручка
болтается как в коммунальной уборной
краска “под слоновую кость” облупилась
гвоздем нацарапано „сука“

Поставим эксперимент на собственном мозге.

Эти строгие, точные созвучия, это стойкое, упорное повторение одной и той же гласной в рифмующихся и нерифмующихся словах ("хладнокровно", "ровно", "пустое", "дрогнул") с необыкновенной четкостью передают пристальность и длительность кощунственного прицела. Не только последняя строчка, но и вся строфа вызывает в нашем воображении прямой ствол взведенного Дантесом пистолета, - как будто бы сейчас, на наших глазах решается судьба Пушкина.
Рифма - это до сих пор действующая сила, которую нет расчета и основания упразднять.
Навсегда запоминаются полнозвучные и щедрые, в первый раз найденные, но такие естественные, будто они от века существовали, рифмы доброй здравицы Маяковского: